22 Июл 2018 | ПУБЛИКАЦИИ

Иконы и грехи девелопера Михаила Абрамова

Опубликовано в журнале Tatler в мае 2012 г. | ПУБЛИКАЦИИ
Иконы и грехи девелопера Михаила Абрамова
текст: Ольга Косырева

В начале 2011 года Михаил Абрамов открыл первый в России частный Музей русской иконы, а осенью того же года по приглашению Ватикана и Министерства культуры Италии cорок важнейших работ из его коллекции, в том числе «Богоматерь Одигитрия Грузинская», одна из самых древних икон новгородской школы конца XV века, впервые выставлялись в Риме. Ольга Косырева расспросила девелопера и коллекционера, как он пришел к своему увлечению и во что оно ему обошлось.

В холле офисного центра с оксюморонным названием «Николоямская Плаза» горит камин. Лестница и холлы – все в огромных зеркалах, обрамленных потрескавшимися бревнами, и не менее огромных полотнах – Ван Гога, Пикассо, Ротко, Жан-Мишеля Баскиа. Рядом с каждым – табличка с именем автора, названием и историей работы, а также ценой. Цена с шестью-семью нулями. На многих табличках есть и приписка: «Покупатель пожелал остаться неизвестным». Несколько минут, пока жду в приемной, мучаюсь подозрениями, что этот покупатель и есть хозяин офиса, и мне открылась страшная тайна.

С расстояния в несколько сантиметров разглядываю холсты – благо работы не отгорожены от посетителей, как в музеях. Все сходится – масло, положенное толстым слоем, бликует, ложится мазок к мазку, кое-где видны следы от кисточки. «Это сделанные с помощью компьютерных технологий копии, просто очень точные. Если поставить их рядом с оригиналами, то не сразу поймешь, где что. Я развесил их не без иронии – там же написано, сколько стоит каждая. Их, безусловно, нарисовали замечательные художники, и хорошо нарисовали, но если убрать с полотен имя автора, такую цену за них не возьмешь. Можно будет только сказать, нравится – не нравится. А с иконами это не работает».

В начале 2011 года Абрамов открыл первый в России частный Музей русской иконы, а осенью по приглашению Ватикана и Министерства культуры Италии cорок важнейших работ из его коллекции, в том числе «Богоматерь Одигитрия Грузинская», одна из самых древних икон новгородской школы конца XV века, впервые выставлялись в Риме. Об экспозиции в замке Святого Ангела писали все центральные газеты – и наши, и итальянские. Как так вышло?

А так. Абрамов всю жизнь возводил и жилые здания, и офисные, и целые коттеджные поселки. Накопил приличную сумму. И не очень представлял, что с ней делать. Себе дом построить? Яхту купить? Самолет? Виллу? Таинственный остров? Но когда наш герой перебрал все чарующие возможности, то понял, что самое честное и справедливое – иконы. «Они потихоньку уплывают из России, – говорит коллекционер. – И однажды может случиться так, что мы останемся с каким-нибудь Ротко или Уорхолом с сиреневыми губами, но без российского национального достояния. Потому что иконы всегда были товаром повышенного спроса. Новых икон такого класса уже не будет. И монахов таких больше нет. Ведь как Феофан Грек говорил: «Это не я пишу, это Господь Бог моей рукой водит».

Шесть лет назад Абрамов на все нажитое непосильным трудом купил сразу несколько сотен икон. Он считает, что это был главный поступок в его жизни – поступок гражданина, мужчины, отца семейства. И когда его спрашивают о каком-нибудь чуде – мол, у вас столько икон, бывало ли с вами что-нибудь сверхъестественное – он обычно отвечает одинаково: «То, что я этим занялся, – и есть чудо. Никогда ведь не думал об этом».

Действительно, не очень понятно, как московский мальчик из вполне равнодушной к религии советской семьи стал вдруг собирателем икон. И отец, и мать Михаила Абрамова – врачи, небогатые люди, и у них никаких икон отродясь не было. Иконы, впрочем, водились в доме у отчима, с которым Михаил вырос. Преподаватель, доктор физматнаук, он родом с Севера, «из бывших»: его предки были заводчиками, фабрикантами. Иконы у отчима чувствовали себя как дома, но маленького Мишу не крестили и в церковь не водили. Когда подрос, сам ходил и в православные храмы, и в синагогу, но больше из любопытства. «Я был такого свободного вероисповедания», – улыбается Абрамов.

Православие он принял сознательно, после того как два года отслужил в Советской армии за Полярным кругом, на Кольском полуострове. В 1984 году пришел из армии – и крестился. Но и сейчас он не истово верующий, а спокойный, без фанатизма, прихожанин: каждое воскресенье ездит в Саввино-Сторожевский монастырь. Святость сочетается там с полезностью (у древних стен бьет целебный источник), ощущением близости к высшей церковной власти (монастырь ставропигиальный, то есть подчиняющийся напрямую патриарху, минуя епархиальное руководство) и, ну да, удобным местоположением: до Николиной Горы одиннадцать километров.

Своими покупками Абрамов, мягко говоря, удивил друзей и знакомых. Многие, не стесняясь, говорили ему, что он сумасшедший. Другие пытались понять, в чем подвох? Но подвоха не было, был позыв. «А жена? – не удержалась я. – Как, интересно, она отнеслась к тому, что вы вместо виллы на Багамах купили иконы?» «Нормально отнеслась. С пониманием». Со своей женой Светланой Абрамов учился в Институте легкой промышленности, они уже двадцать три года женаты. У них дочка трех лет. И сын – уже большой, ему пятнадцать, окончил Московскую экономическую школу, продолжает образование за границей.

«Жена этот мой поступок уважает, – говорит Михаил про иконы и музей. – А сын даже гордится. Я и сам горжусь. Рассуждать об этом может каждый, но вот взять и сделать – по зубам не каждому».

УАбрамова получилось. С 2006 года Музей русской иконы работал еще в одном из построенных им бизнес-центров – «Верейской Плазе», а в начале 2011-го четыре тысячи памятников древнерусского и восточнохристианского искусства, собранные за неполные шесть лет абрамовского озарения, переехали в специально реконструированное здание, с микроклиматом, поддержанием влажности и прочими музейными премудростями, на один из семи московских холмов – Швивую горку напротив Афонского подворья. Вся выставленная там коллекция – а это четыре тысячи выставочных единиц – собственность Абрамова, только он ее коллекцией называть не рекомендует: «Создание музея – не привычное коллекционирование. Можно марки собирать или спичечные коробочки, а музей – это совсем другое. Музейное дело отличается принципиально от коллекционирования или, например, работы художественной галереи. Там человек собирает потихонечку, что-то вешает на стены, что-то показывает, что-то не показывает, что-то покупает, что-то продает. Здесь – принципиально другая ситуация: все публично, никакой продажи, никакой коммерции. Ни одной иконы я за свою жизнь ни разу не продал. У нас в запаснике больше, чем в экспозиции, и мы думаем о филиале или обменном фонде».

А еще Абрамов умеет дарить. Вообще-то на разного рода презентациях принято делать подарки приглашающей стороне, а у Михаила было наоброт. На открытии своего детища бизнесмен вернул музею-заповеднику «Ростовский кремль» похищенный из него пятнадцать лет назад резной запрестольный крест XVI века. Реликвию отыскала верная соратница Абрамова, научный консультант музея Ирина Шалина в частном собрании в Германии.

Все, что сейчас в его музее, в свое время было вывезено из России. Абрамов скупил почти все запасы германских коллекционеров и ввез обратно в страну. «Иконы считаются национальным достоянием, – говорит он. – Вывозить их нельзя, а ввозить можно сколько угодно. Но никто не ввозит, дураков нет. Так что моя деятельность – она как бы антиинвестиционная. Я возвращаю их сюда, чтобы ни у кого, и у меня в том числе, не было возможности их продать. Музей бесплатный, приходите, смотрите, восхищайтесь».

Приходят. Смотрят. Восхищаются. К Абрамову со всей страны съезжаются старообрядцы, которых, как выясняется, осталось совсем не так мало. Поскольку у него в музее есть не только иконы, старинные рукописи, кресты и прочие реликвии, но даже целая старообрядческая молельня XVII века. Ее всю, целиком, по бревнышку, перевезли в музей из Вышнего Волочка и собрали заново. И тут заработало сарафанное радио. Теперь староверы молятся на эту молельню – поют, целыми днями лежат распростертыми на полу. Другие посетители ходят по музею – и не понимают, что происходит: с третьего этажа разносится многоголосое церковное пение. Когда музей закрывается – старообрядцы уходят, а на следующий день приходят снова. Экспонаты в музее намоленные, не хуже чем на Афонском подворье.

Искусствоведы и музейщики собираются по воскресеньям у него на даче на Николиной Горе («Так, небольшой деревянный домик, метров двести пятьдесят»). На чаепития с обсуждениями. Издаются каталоги и книги. Коллекционеры предоставляют свои шедевры на устраиваемые им выставки. Зарубежные гости приезжают посмотреть. Даже друзья сына из других школ и из других стран просят организовать для них экскурсии.

«Создание музея, – утверждает Абрамов, – это только начало. Задача – шире: объединить всех коллекционеров и дать им возможность поделиться с народом тем, чем они сейчас любуются единолично». В Москве, помимо его собрания, есть две отличные частные коллекции икон, Виктора Бондаренко и Михаила Елизаветина, и один небольшой частный музей – Дом иконы на Спиридоновке, но это капля в море.

В Музее на Швивой горке лежат книги для пожеланий. «И вы не представляете, какие теплейшие отзывы там люди оставляют, – говорит меценат. – Мол, глазам своим не верим, спасибо вам, какое счастье, ну и так далее». А доброе слово, все знают, и кошке приятно. Что уж говорить о человеке, который так потратил все нажитое непосильным трудом.