Модный дизайн: как за деревьями не видно леса

Я не люблю говорить про тренды. Мне обидно за дизайн: в нем столько идей, мыслей, концепций, философии — и на тебе: оказывается, для потребителя это все не важно, а важно, какой в этом сезоне цвет «носят» и что орех вытеснил дуб. На самом деле все это абсолютно незначительно. Потому что, во-первых, сиюминутные веяния к делу не пришьешь и никак по сути не применишь. Ну ведь правда: дом свой мы стремимся обставить и оформить пусть и не на всю жизнь, как наши родители и бабушки-дедушки, но и не на пару лет. Кресло или светильник, даже если они из IKEA,— это все-таки не маечка, которую можно и нужно завтра выбросить.

А во-вторых, потому что за внешними изменениями всегда есть внутренние причины, и их-то как раз понимать полезнее. Мне как историку дизайна всегда хочется вписать все происходящее сейчас в контекст времени. В случае с дизайном — посмотреть на сегодняшние тренды на фоне всего дизайна XX века. И тогда картина получается намного богаче и рельефнее.

Схематично XX век — это сначала модернизм, потом постмодернизм, а потом борьба одного с другим, проходящая с переменным успехом и перекинувшаяся в век XXI. Говоря «модернизм», я имею в виду любой дизайн, созданный по схемам «форма следует функции» или «хорошо выглядит и хорошо работает». Говоря «постмодернизм» — все, что этим схемам не подчиняется, все, где форма эффектна, а функция призрачна; где декор больше, чем жизнь, и внутреннее не определяет внешность; где налицо очевидное уродство и пародия, но нам почему-то нравится; где за формой и функцией столько подтекста, что «без ста грамм не разберешься».

Современный модернизм, безусловно, живее всех живых. Его ярчайший представитель — Патриция Уркиола, продолжательница дела дизайнеров-модернистов, ученица Вико Маджистретти и Акилле Кастильони. Его новая волна — Лука Никетто, самородок из Мурано, чьи вещи наследуют сразу всем, но обладают собственным характером. Оба дизайнера — продолжение традиций дизайнеров-модернистов, без их социальных утопий и социалистических идей, но с большими жизнерадостностью, остроумием, теплотой, заботой о потребителях. Их вещи — это просто вещи для комфортной, приятной жизни, без пафоса и показухи. Тот случай, когда, как в анекдоте про Фрейда, «иногда, дочка, банан — это просто банан». А диван — это просто диван, хоть и симпатичный.

Вообще Midcentury Modern (модернизм середины прошлого века) — это одно из самых востребованных сейчас направлений в дизайне и предметов, и интерьеров. Это стиль скромный, практичный, но человечный и душевный. Его характеризуют подчеркнутость конструктива, отсутствие декора, скругленные углы, небольшие вкрапления ярких цветов и в целом больше мягкости и уюта по сравнению с агрессивным модернизмом 1920—30-х. В нем есть небольшой привкус ностальгии — у нас в России она стала проявляться только сейчас, в последние год-два-три. До этого тонконогая малогабаритная мебель в духе модернизма (в СССР пришедшегося на 1960-е) воспринималась как «советская бедная», но сейчас уже обрела среди продвинутых пользователей статус культовой.

Гораздо менее «честная», но зато более нарядная и эффектная история — это возвращение в моду стиля 1970—80-х годов: много фальшивого золота, блеска, страз, зеркал, пластиковые хрусталь и мрамор, ламинат под карельскую березу, экзотика леопардовых шкур, активнейшие геометричные орнаменты и прочие экстравагантности и элементы китча, которые мы на своем веку видели разве что в «Санта-Барбаре». Или в интерьерах печально знаменитой виллы Джанни Версаче на Оушен-драйв, которые еще 15 лет назад казались дурным сном, а сейчас уже «в-этом-что-то-есть» и «негрустно», как определила одна моя знакомая, некоренная жительница Майами.

Мебельно-интерьерные экзерсисы от Versace все эти годы выпускались в том же духе, но только минувшей весной во время премьеры новой коллекции в Милане их блеск, мех и китч выглядели необъяснимо уместно. Как и стенды «короля пластика» компании Kartell на миланской мебельной выставке-ярмарке iSaloni  в последние пару лет. В прошлом году весь стенд был «золотым», в этом — «мраморным», и выставленные новинки тоже блестели и искрились. В частности пластиковая посуда из коллекции Jelly, имитирующая резное цветное стекло. Такая пластиковая «роскошь» как нельзя более соответствует духу именно 1970-х, когда только что появившуюся пластмассу ценили, любили и сравнивали с нефритом и алебастром. 
Третье мощное направление в предметном дизайне напрямую стилей не касается. И к прошлому никак или почти никак не отсылает. Касается оно будущего и состоит в том необычном и смелом влиянии, которое на дизайн оказывают технологии. Они изменяют привычное назначение вещей, снабжают их особыми свойствами, заставляют человека по-другому взаимодействовать с предметами. Магнитное поле, усиливаясь и перемещаясь, передвигает парящие над столом тарелки по кругу, чтобы люди могли брать с них еду по очереди. По экранам телевизоров порхают бабочки и плавают рыбки, реагирующие на прикосновение и бросающиеся врассыпную при вмешательстве человека в их эфемерную цифровую жизнь. Руководимые датчиками движения лампы зажигаются, когда в их поле появляется объект. Другие датчики считывают его размеры и форму и конфигурируют в соответствии с этим размер светового пятна. Встроенные механизмы заставляют лампы-цветы раскрываться и закрываться, как бутоны, в зависимости от времени суток, а лампы-танцовщицы — кружить свои пышные юбки в бесконечном танце. Встроенные в обои светодиоды подсвечивают темную комнату, а светодиоды, идущие тонкой лентой вдоль тончайшего каркаса светильника, слепят глаза и делают каркас невидимым. И если еще пару лет назад такие «фокусы» относили к разряду чудес, то сейчас они уже буквально входят в наши дома. И это самое новое, необычное и авангардное, чем запомнится начало XXI века.