Продавец счастья

текст ОЛЬГА КОСЫРЕВА

Опубликовано в журнале InStyle Man весной 2014 г.

Albany — так называется многоквартирный дом, построенный в 1774 году на лондонской Пикадилли. Его двери до наших дней были закрыты для женщин: исторически в 69 квартирах проживали исключительно холостяки. Сейчас женщинам дано послабление, а вот детям и домашним животным вход сюда по-прежнему закрыт. Представление о том, кто жил здесь в прошедшие двести лет, дают мемориальные доски в центральном холле:лорд Байрон, лорд Литтон (тоже, кстати, писатель), рядом — виконт Алторп, канцлер казначейства Великобритании, и еще десяток-другой аристократов. Среди тех, кто не удостоился мемориальной доски, — парочка британских премьер-министров, лорд Сноудон и несколько литературных героев безукоризненно аристократического происхождения: Джек Уординг из «Как важно быть серьезным» Оксара Уайльда и взломщик-джентльмен Артур Раффлс, герой рассказов Эрнеста Уильяма Хорнунга. Благодаря такому послужному списку здесь до сих пор престижно жить и трудно поселиться — квартиры не выставляются в открытую продажу, а если освобождаются, то не пустуют больше трех дней. Перед покупкой новый хозяин должен пройти собеседование у строгой комиссии собственников. Именно в таком доме живет владелец одной из лучших в мире галерей дизайна — Дэвид Гилл.

«Шикарное место!»— говорю я ему, едва перешагнув порог, но уже разглядев бюст Байрона в холле. «Почему бы и нет? — смеется хозяин. — Нет ничего, что вы не могли бы себе позволить иметь. Все зависит только от силы вашего желания».

У Дэвида оно, видимо, было огромным. Он лишь усмехается, вспоминая, что теперь его галерея находится бок о бок с Сhristie’s, где он когда-то начинал «младшим помощником старшего дворника» и мог только облизываться на шедевры, которые ему там каждый день приходилось разглядывать и описывать. «Дизайн ХХ века» тогда еще не существовал как музейная или художественная категория, но Гилл вдруг стал заниматься модернистской мебелью, авторскими предметами, заказывать единичные работы дизайнерам, которых никто не знал. «В то время я постоянно находился в поиске прекрасных вещей, вещей 17, 18 веков, и найти их было очень, очень трудно, — рассказывает Дэвид. — И вот, постоянно задаваясь вопросом, где еще искать красивые вещи, я вдруг понял: не надо искать старое, пришло время создавать новое». Быстро выяснилось, что Гилл может опустошать свою квартиру хоть каждый день — множество его друзей и знакомых постоянно просили продать что-нибудь из найденных вещей. Но он был так привязан к своим находкам, к своим маленьким шедеврам, что не мог с ними расстаться. И тогда один из друзей сказал ему: «Дэвид, долго это будет продолжаться? Что ты собираешься делать со своей жизнью? Почему бы тебе не заняться этим профессионально?» Гилл подумал: «А почему бы и нет?» — и в конце 1980-х открыл свою первую галерею на Фулэм-Роад. «Конечно, это был риск, — вспоминает он. — Но когда ты первооткрыватель, ты должен рисковать».

Дэвид немало потрудился, чтобы приравнять объекты дизайна к произведениям искусства. Теперь, когда мир привык к этой мысли, и купить стол или шкаф во многих случаях равноценно приобретению авангардного полотна или шокирующей скульптуры, у него в галерее бывают и китайские миллионеры, и посланцы российских олигархов, и сама Мадонна, и Элтон Джон, и Наоми Кэмпбелл, и Мик Джаггер, и звездный дизайнер Питер Марино, автор бутиков Louis Vuitton и шикарных интерьеров. А также просто красивые девушки, которые ничего не покупают, но утверждают, что вещи в этой галерее заражают их ощущением счастья.

Похожим ощущением заражает окружающих и сам хозяин этого дома. Дэвид — ходячая иллюстрация к выражению «страстный коллекционер». Надо видеть, каким дьявольским огнем загораются его глаза, когда речь заходит о выставке или какой-то идее, которую он только что обсудил с дизайнером, этим новоявленным (или уже давно признанным) гением: как они найдут какой-нибудь пыльный барочный дворец и развесят на его стенах огромные зеркала в бронзовых рамах из тысяч сплетенных между собой маленьких крокодильчиков. Представили? А человек с этим живет всю жизнь...

И, судя по всему, живет легко и с удовольствием. Быстрым шагом Дэвид пробегает по своей небольшой квартирке и взлетает по узкой лесенке на второй этаж, где раньше, «при барах», жил слуга, а теперь у хозяина устроена спальня с ванной. И продолжает сыпать историями и именами. «Вот это кресло раньше стояло в Версале, на нем сидела Мария Антуанетта. Никогда с ним не расстанусь!». «Это часть коллекции, которую мы сделали с Захой Хадид. О, она потрясающая!» «Это туфли Мадонны, я купил их на благотворительном вечере. На каждой под пяткой есть ее автограф, а она ненавидит подписывать вещи! Когда Мадонна однажды зашла ко мне сюда, то сама их рассматривала с большим интересом, удивляясь: «Точно мои? Я же стараюсь ничего не подписывать!» Но они точно ее, у меня даже сертификат есть!»

Помимо туфель Мадонны, в его квартире есть еще сотни предметов, которые хочется рассмотреть, потрогать, а половину унести к себе домой. Все комнаты, даже крошечный гостевой туалет, обставлены, обложены и увешены произведениями искусства и объектами дизайна. В гостиной полки ахи Хадид и столик-НЛО от Гаруст и Бонетти соседствуют с керамическими скульптурами шутника и провокатора Барнаби Барфорда, а над буржуазными бархатными диванами висит «расчлененка» из тех, что проходят по ведомству contemporary art. В кабинете над антикварными кушетками в стиле ар деко висит на жердочке птичка — тоже современное искусство, между прочим. В столовой стулья в стиле Директории окружают овальный мраморный стол, опять же от Гаруст и Бонетти, а из-за старинного каминного портала выглядывает фарфоровая ваза-щенок великого и ужасного Джеффа Кунса.

Я смотрю на всю эту высокохудожественную мешанину из эпох, стилей и шедевров, которая отлично устроилась в стенах XVIII века, и думаю о том, что, наверное, это и есть настоящий аристократизм: врожденный вкус, смелость и страсть. «А почему бы и нет?» — словно угадав мои мысли, усмехается Дэвид.