Дмитрия Гурджия, япониста и бизнесмена, квартирный вопрос не испортил: он живет в двухэтажной квартире с видами на пол-Москвы, а из презираемого многими «совка» растит первый в России люксовый аксессуарный бренд Gourji.
Советское будущее
Он сидит у себя в гостиной в идеально отглаженной белой льняной рубашке, то и дело откидывая ладонью со лба длинные волосы с проседью – совсем молодой еще человек, живой, глаз горит. Невозможно поверить, что уже дедушка и что прожил уже как будто несколько жизней. Но так и было.
Сначала – советский молодой человек, как он сам о себе говорит, учившийся в МГИМО. «Так вы были той самой золотой молодежью?» - конкретизирую я. «У нас учились дети работников ЦК, у них были свои машины с водителями, госдачи, бесконечные распределители, билеты на кинофестивали, закрытые просмотры, путевки во все пансионаты, зимой в Подмосковье, летом в Ялту и Сочи – вот они были «золотые». Я по сравнению с ними – молодежь просто оловянная, мой отец работал «всего лишь» во внешней разведке. Мы жили на Земляном валу – тогда улице Чкалова, то есть практически на Курском вокзале. Под вокзальные объявления о том, с какого перрона сейчас отправится поезд. Я до сих пор расписание тех поездов наизусть знаю. Это была обычная советская жизнь».
«Путевку в жизнь» дал Дмитрию японский язык. Это вам не английский или французский – на тех кафедрах учиться было легко и жизнь шла, как праздник. На японской были профессора старой харбинской закалки, настоящие самураи, спуску не давали, часто было не до тусовок. После окончания Гурджий лет пять работал по специальности, на «внешзагранработе». И на одной из «халтур» - подрабатывал стендистом на японских стендах на коммерческих выставках в Экспоцентре – познакомился с компанией Pental, выпускающей шариковые ручки. Началась следующая жизнь. Занялся импортом ручек – первую партию привезли на зафрахтованном самолете АН-18 из Хабаровска в подмосковный аэропорт Быково. Но поскольку всегда тянуло к «красоте», постепенно компания перешла на дистрибуцию очень дорогих, элегантных изделий – ручек Montegrappa, Monblanc, Dunhill, Dupon и т.д.
Когда наступил кризис 1998 года, наступил, как говорит Гурджий, и «кризис идей». «Работы было мало, денег не было, зато было время, и я гулял по городу и вновь открывал его советскую красоту, сталинский ампир и прочее, и пробило меня на эту советскую эстетику». На этой волне он купил себе мотоцикл Урал с коляской и «Волгу-21» - так было положено начало коллекции советских автомобилей. «Я их покупал не из-за ностальгии совсем, а потому что это красиво. Хотя тогда это воспринималось как совок, никто не понимал еще». Теперь у него целая коллекция: «Победа», «Чайка», «Запорожец» - всего штук 15 машин.
Тогда же он полюбил ездить на блошиный рынок в Измайлово, выискивал там красивые советские вещи и собирал значки. «Думаю, нигде в мире не была так развита малая пластика. Потому что, наверное, потрясающим советским художникам, архитекторам, дизайнерам не давали другой работы, а в качестве трудовой повинности поручали сделать плакаты и значки к какому-нибудь фестивалю народов севера. И это заштатное мероприятие обзаводилось гениальным значком, автор которого не известен, но очевидно, что он был с большим талантом». И когда в 2005-м году он дорос до того, чтобы создать что-то свое и появилась марка Gourji, естественно было эту советскую эстетику внедрить. Появились запонки – золотые, с эмалью и драгоценными камнями, но сделанные на основе старых советских значков, комсомольского, октябрятской звездочки или значка ГТО. Успех был колоссальный: и продажи, и слава, и, самое интересное, огромное число благодарностей от покупателей за то, что он сделал, за то, что дал им вспомнить и заново увидеть эту подзабытую уже красоту.
Марка давно окрепла, вышла на международный рынок и существенно расширила ассортимент: делают письменные принадлежности, кожаную галантерею, женскую ювелирку, шали и др. Планы – самые амбициозные: «Я изначально хотел сделать дорогую, люксовую российскую аксессуарную марку, - говорит Гурджий. – Вот есть в Америке Ralph Lauren или Hermes во Франции – так же и я хотел сделать, подобного класса марку, но русскую». Но к большим амбициям у него приложен и большой опыт, и хороший вкус. «Я не художник. Но я «насмотрелся». Если ты ходишь раз в неделю в Третьяковку, то уж барахло от красоты ты точно отличишь. Я считаю, что вкус – это насмотренность. Насмотришься – и всегда отличишь хорошее от плохого, и не нужно для этого никакого великого образования».
Именно так и сделана его квартира – в ней чувствуется солидный культурный бэкграунд, а также продуманность и обоснованность каждой комнаты и каждой вещи. Малая гостиная с камином – для неспешных разговоров в узком кругу и чтобы книжку спокойно почитать. Большая «Белая гостиная» - как отдельная вселенная для тусовок, приемов, домашних концертов, куда собирается иногда до ста человек. Но при этом и без гостей она вполне себе живая, светлая и по-своему уютная. Отдельным блоком – спальня и все личное пространство хозяина и хозяйки. В противоположном конце – такой же блок для среднего сына. Старший, обзаведшийся уже своей семьей, живет в мансарде. Другую ее половину занимает большой кабинет-мастерская-лаунж, где обстановка более богемная – вдоль стен привольно расставлены картины, кругом скульптуры, книги, на подоконнике коллекция фарфоровых фигурок. И в каждой комнате – большие окна, в которых крыши, крыши, крыши. Этаж всего лишь седьмой, но поскольку это центр, Москва лежит внизу, как на ладони.
Создатель всего пространства, всего уюта и «красоты», как выражается Гурджий, – его жена Наташа Семенова. Тоже не художник, экономист, но с большим вкусом. Она сама придумывала планировку, сама выбирала каждую деталь, продумывала каждую мелочь. Мебель в основном привезли из Парижа, где семья в конце 2000-х прожила год или полтора. Теперь в квартире то тут, то там стоят уличные стулья, которые когда-то стояли в Тюильри и других парижских парках. В столовой в роли консоли выступает столярный рубанок, тоже парижская добыча. А вот картины и предметы искусства в доме – исключительно русские и некоторые даже специально сделаны на заказ для этого дома.
И хоть в нем нет ничего советского – в нем есть особый дух, особый «глаз» и та внутренняя культура, которой так не хватает в наши времена профанов и профанаций. Недаром его хозяин образцом для себя считает Дягилева – антрепренера и мецената, «экспортера русской культуры», который на очень тяжелом, негативном фоне войны, революции, блокады России смог продвинуть на западе свое, русское. Сидя на своем «красивом холме» недалеко от Кремля, Гурджий тоже строит планы захвата Парижа.