Здесь жил и работал...

Фото: WILL WEBSTER

Опубликовано в журнале CONDE NAST TRAVELLER в августе 2013 г.

Уже 20 лет я хотя бы раз в год, но проезжаю по этой дороге – из Москвы на юг, на Подольск, Серпухов, Тулу, Мценск, Орел. Старинные русские города, с целыми ансамблями возрождающихся церквей, с никуда не девшимися Лениными на центральных площадях и выщербленным асфальтом. Типичный среднерусский пейзаж: поля, холмы, перелески. Летом и осенью вдоль шоссе – ягоды в лукошках, ведра с грибами, горы яблок и картошки, банки с вареньями и соленьями, в зависимости от сезона. Таблички «молоко», «творог», «мед» – без всякой сезонности. Ну и тульские пряники круглый год. Но еду я не за этим. Чем дальше от Москвы, тем шире небо и тем больше мест, каких в столице уже не найти, а тут – пожалуйста. Мест, где не ощущается бег времени, мест, с которыми ты встречался еще в детстве, когда на даче вдруг брал в руки старый томик Лесков. «Рассказы» – и с головой пропадал в этих «очарованных странниках» и «несмертельных голованах». За указателями – Мелихово, Ясная Поляна, Спасское-Лутовиново – другой мир, усадебный, литературный, населенный героями всем известных произведений. Тут Чехов сажал розы и писал «Чайку». Тут Толстой сочинил, а Софья Андреевна шесть или семь раз от руки переписала «Войну и мир» – печатная машинка Remington появилась в доме только в последние годы жизни писателя. Тут Тургенев исходил сотни километров с ружьем и собакой, встречался с Фетом, за этим вот столом за семь недель написал «Рудина». Тут гулял молодой Бунин, впервые влюблялся, впервые работал в газете,  издавал первые стихи. И сами авторы – тут, рядом, незримо среди нас.

Мелихово

Первое на пути – чеховское Мелихово, чуть меньше 60 км от МКАД. Навигатор нашего «туарега « дает нам 36 минут на раздумья – и вот мы уже съезжаем с трассы «Москва–Симферополь» прямо в березовые рощицы и поля сиреневого иван-чая. Раннее утро, а у входа толпятся первые экскурсионные автобусы. Но усадьба большая, и с шумными школьниками мы успеваем разминуться: пока они в музей – мы в амбулаторию, пока они в амбулаторию – мы в дом. Кругом аллеи, цветники, лужайки и огород, где, как и сто с лишним лет назад, растет капуста, тыквы, баклажаны. Чехов был отличным садоводом, выращивал в Подмосковье даже артишоки и называл свой огородик «Юг Франции». А еще выписывал по каталогам сортовые розы и говорил о себе: «Если бы не литература, я, пожалуй, мог бы стать садовником».

Сам домик, где жил писатель, по современным меркам невелик, и многие вещи выглядят просто Мелихово игрушечными. Смотришь на узкую металлическую кровать с шишечками и думаешь: как на ней умещался человек ростом 187 см? Экскурсовод объясняет: тогда было принято спать на высоких подушках, чуть ли не полусидя. Обстановка дома скромная: невысокие потолки, потертые полы, домотканые дорожки. А ведь здесь увидели свет «Палата № 6», «Анна на шее», «Дом с мезонином», «Дядя Ваня» – всего 42 произведения!

А еще здесь музицировали и веселились, пили чай и пели, писали картины и заготавливали в бочках соленья «по-таганрогски». Сюда приезжали Левитан и Гиляровский, Немирович-Данченко и Щепкина-Куперник, в Мелихово чувствовала себя как дома безнадежно влюбленная в хозяина Лика Мизинова, а незадолго до переезда в Ялту там стала бывать и будущая жена Ольга Книппер.

Эта веселая жизнь чеховского семейства в наши дни возрождается: в усадьбе все время праздники. Недавно были восстановлены скотный двор, рига, людская, и там теперь хозяйничает местный музейный театральный коллектив, давая по субботам то «Дуэль», то «Медведя», то «Сон каштанки». В этом году придумали даже уик-энд «Дачная лихорадка, или 22 невинных удовольствия»: гостям дают пожить настоящей дореволюционной дачной жизнью, учат играть в серсо и крокет, вовлекают в театральные постановки, катают на лошадях, а селят по соседству в бывшей усадьбе чеховского соседа Веретенникова. Специальными программами отмечают Новый год, Троицу, Яблочный Спас, и если приехать в один из таких дней и не будет дождя, то есть шанс попасть внутрь маленького деревянного флигеля, в котором была написана «Чайка».

Ясная Поляна

Еще 135 км – и мы у в усадьбе Льва Толстого. Интересно, сколько времени заняла когда-то эта дорога у Антона Павловича, который счел своим долгом познакомиться со знаменитым современником? День? Два? Мотивы его были самые высокие – прикоснуться к легенде, узнать хоть немного писателя, которого Чехов всегда ставил на первое место, говоря, что пока тот жив, русская литература и ее нравственное начало находятся на недосягаемой для пошлости и глупости высоте. А что получил в ответ? «Вы знаете, я терпеть не могу Шекспира, но ваши пьесы еще хуже», – вот что услышал он от старшего товарища. Но не обиделся, а посмеялся.

Экскурсоводы и в Мелихове, и в Ясной Поляне, и в орловских музеях сыплют подобными цитатами и шутками, как семечками. И благодаря им Толстой становится ближе, человечнее – вот своенравный был старик, Чехова не любил! И Чехов становится не просто «последним большим писателем XIX века», но собеседником Толстого (а нам-то казалось, что Анна Каренина – это еще при царе Горохе было, а Нина Заречная – это уже наше, «перестроечное «).

Отсюда тянутся ниточки к Тургеневу: они с Толстым дружили, а потом так поссорились, что 17 лет не разговаривали. Было это в гостях еще у одного великого, Афанасия Фета, чье поместье тоже неподалеку, в Орловской губернии. А от Чехова – ниточка в ХХ век, к первому русскому нобелевскому лауреату по литературе: вы знали, что Бунин с Чеховым были лучшими друзьями? Только Бунин друга на 50 лет пережил, поэтому и кажется, что это несоприкасающиеся галактики. Таких поворотов открываются десятки, знай связывай в уме фамилии, события и даты. Никакой учебник не нужен – вся история литературы как на ладони.

Но не только в литературе дело. То, как и чем жили великие в своей повседневности – тоже предмет интереса. В Ясной Поляне все восстановлено и сохраняется так, как было в последний год жизни Толстого. Вот оранжерея, где, как при старых хозяевах, выращивают персики, лимоны и даже ананас, пробовать который приглашают детей из местного детского сада. Вот пруд, где Софья Андреевна хотела покончить с собой после того, как 82-летний муж ушел из дома. Вот яблоневый сад, один из пяти, посаженных вокруг усадьбы самим Толстым. В саду и сейчас растут и дают плоды несколько старых яблонь.

Другая часть выращена из черенков, взятых у толстовских деревьев. А совсем молодые деревца посажены четыре года назад – саженцы подарили итальянские садоводы из области Трентино, знаменитой своими яблоками. Даже леса вокруг – и те дело рук Льва Николаевича: две березовые рощи и два ельника с собственными именами «Елочки у колодца», «Елочки у Подкапустника»...

В конце аллеи, среди кустов сирени и жасмина, в окружении клумб с пионами белеет дом, где Лев Николаевич с семьей прожил более 50 лет. Сюда привез он после свадьбы юную Сонечку, тут родились 11 из 13 их детей, тут были написаны все главные романы –прошла огромная жизнь! От гостиной, где вечерами читали вслух, играли аж на двух роялях, слушали граммофон, устраивали домашний театр, анфиладой тянутся еще одна маленькая гостиная, кабинет с плюшевым диваном, на котором родился сам Толстой, 11 его детей и двое внуков, спальня писателя, рабочая комната, библиотека с 23 000 книг на 39 языках. Везде –«говорящие « вещи, ведущие рассказ о его жизни: от связанной женой теплой кофты и подушки, вышитой его сестрой-монахиней, до репродукций «Сикстинской мадонны», которая с молодости запала ему в сердце. Спускаемся вниз, в комнату под сводами, где жила младшая дочь Александра и откуда Лев Николаевич ушел утром 28 октября 1910 года, чтобы никогда уже не вернуться. И хотя за окном ярко светит солнце, а двор полон экскурсионных групп, в прохладе нижних комнат витает отголосок давнишней драмы. С тех пор как перечитав все мемуары, я походила по дому, не меньше Анны Карениной меня занимает история самого Льва Николаевича и Софьи Андреевны. Была ли любовь? К чему относилось знаменитое «не то», написанное Толстым в дневнике после первой брачной ночи? Как случилось, что прожив вместе долгую жизнь, они оказались так далеки друг от друга? Загадок много, разгадки спрятаны здесь.

Спасское-Лутовиново и Орел

Всего полтора часа от толстовской Ясной – и мы у Ивана Сергеевича Тургенева. По мере приближения к цели получаем знаки, что мы на правильном пути: в Черни, слева от дороги на пригорке, проезжающих приветствуют два бородача, покрашенных серебристой краской – похожи на Маркса с Энгельсом, но кто знает, тот не спутает. Дальше – указатель «Бежин Луг». Словосочетание помнится еще со школьной программы, но только тут это не строка в содержании, а самый настоящий населенный пункт. Потом поворот на Спасское-Лутовиново, любимую тургеневскую усадьбу. «Когда я подъезжаю к Спасскому, – писал он, – меня в каждый приезд охватывает странное волнение, да и не мудрено, я провел здесь лучшие годы своей жизни».

Дом в усадьбе, к сожалению, не родной, восстановленный в 1976 году. Старый сгорел еще до революции. Но вот мебель из него наследница, дальняя родственница писателя, благоразумно вывезла, благодаря чему все и сохранилось, и теперь посетители усадьбы могут посмотреть и на письменный стол, и на часть библиотеки в древних шкафах, и на диван-«самосон», про который все гости Тургенева и сам хозяин говорили: стоит коснуться его подушек головой, сразу крепко засыпаешь.

Экскурсоводы, правда, в Спасском подкачали – уже не один раз я слушаю их казенные рассказы. Но стоит выйти в парк – и морок советского литературоведения слетает. Остаются старый дуб в три обхвата, посаженный писателем, заросший пруд, старинные аллеи в форме латинских цифр XIX, беседки, которые видели не только самого Ивана Сергеевича, но и его гостей: Льва Толстого, его сестру Марию Николаевну и брата Николая Николаевича, а также Фета, Некрасова, Гаршина, Аксакова, Киреевского, Григоровича и последнюю тургеневскую любовь, красавицу-актрису Марию Савину.

Музей закрывается в шесть, в полпятого мы уже одни, и охрана только и ждет, когда можно будет повесить на ворота замок и забыть про всю эту литературу. Нам уезжать не хочется, и мы медленно бредем на стоянку, оглядываясь на колокольню у ворот и цветущий луг перед ними, и гадаем, зависит ли количество экскурсантов от удаленности от Москвы или в большей степени от политики музейного руководства. Судя по тому, как здесь не рады журналистам, рядовым туристам на гостеприимство рассчитывать не приходится. Так что, собираясь в гости к Тургеневу, заранее почитайте о нем и усадьбе – сам музей предоставит вам лишь шаблонную экскурсию. И сфотографировать внутри ничего не надейтесь, даже за деньги.

С легкой грустью мы уезжаем из Спасского, но путешествие по тургеневским местам только начинается, и нас ждет еще много приятнейших встреч и образованнейших собеседников. Через 15 минут ы уже пьем квас из бочки на улице Мценска – старинного городка, ровесника Москвы. Про него Иван Сергеевич писал в письме Фету: «От Ваших писем всегда так веет мне нашим родным Орлом и Мценском – а это мне здесь на чужбине – как манна». По дороге из Мценска в Орел останавливаемся в селе Первый Воин посмотреть на развалины старинной усадьбы Новосильцовых, в которой бывал Тургенев, куда заезжали Толстой, Фет, Карамзин. Постройки XVII-XVIII веков лежат в руинах, парк с 200-летними липами заброшен, но и в этом упадке скрыта своя магия, свое очарование.

В самом Орле, где Тургенев родился, о нем тоже напоминает буквально каждый столб. Идем гулять в парк – тут же памятник Тургеневу и услужливые пенсионеры, рассказывающие про «тургеневский бережок», где будущего писателя в коляске качала нянька. Останавливаемся у старинного особняка с могучими колоннами –оказывается, музей Тургенева. Улица, на которой он стоит, – тоже его имени. А утро следующего дня встречаем на высоком обрыве над речкой Орлик, в знаменитом «Дворянском гнезде», заросшем парке с беседкой, на одной из аллей которого тургеневская девушка Лиза Калитина объяснялась когда-то со своим неправильным возлюбленным. Покосившийся деревянный дом неподалеку –тот самый, с которого Тургенев начал свое повествование: «Перед раскрытым окном красивого дома в одной из крайних улиц губернского города О. сидели две женщины...» Дом уцелел, но музея в нем нет, хотя местная общественность изо всех сил продавливает эту идею.

Впрочем, Тургенев – не единственная орловская гордость. Ситуацию лучше всего описывает хрестоматийная сентенция, принадлежащая Лескову: «Орел вспоил на своих мелких водах столько литераторов, сколько не поставил их на пользу родины никакой другой русский город». И это правда. Буквально в двух шагах от «Дворянского гнезда», в таком же деревянном домике, как у Лизы Калитиной, нас ждет музей Лескова, который провел в Орле и окрестностях детство и юность и встретил тут героев своих самых знаменитых книг, от «Левши», что блоху подковал, до трагической Катерины Измайловой, «Леди Макбет Мценского уезда». В полумраке залов собраны портреты, рукописи, первые публикации писателя, а главное – обстановка кабинета из петербургской квартиры, которую передал музею в 1950-е годы его сын.

На соседней улице – дом историка Грановского, такой же одноэтажный особнячок, весь в чешуйках шелушащейся краски. Еще через квартал – музей Бунина с подлинной обстановкой его парижского кабинета и рядом – музей Тургенева, где хранятся и первая книжка, которую ему читал слуга, и посмертная маска, снятая лучшим французским специалистом в Буживале под Парижем. Между нами и этими людьми – века, но вдруг кажется, что мгновения.На улочках в этой части города, чувствуешь себя героем «Жизни Арсеньева» или даже того же «Дворянского Гнезда» – и этому впечатлению ничто не мешает: нет ни кричащей рекламы, ни современных построек, только тишина, мечты и пыль...

На другой стороне реки в простом, когда-то мещанском, районе среди домиков с заросшими палисадниками, нас ждет главное сокровище, тем более ценное, что совершенно неожиданное. Дом-музей Леонида Андреева – единственный из орловских музеев, чьи стены действительно помнят писателя (остальные – мемориальные экспозиции в сохранившихся домах XIX века). Он занимает половину дома Андреевых, построенного аж 140 лет назад; во второй до сих пор живут наследники тех, кому жилье было продано после смерти отца семейства. И он пахнет настоящим домом. Тут все так же топится печь, на окнах цветет герань, в сенях скрипят половицы, и по-прежнему в рабочем состоянии туалет, пристроенный Андреевым-старшим для шестерых детей (во многих домах по соседству и сейчас, в ХХI веке, удобства во дворе, а вода в колонке, одной на всю улицу). И хочется перекреститься на висящие по углам семейные иконы, и благодарить смотрительниц – простых женщин с непростой жизнью и маленькой зарплатой, готовых тепло принять всякого, у кого в глазах горит живой огонек интереса к русской литературе – за то, что их усилиями теплится огонек в виртуальной лампадке у виртуальных икон русских писателей. После похода по орловским музеям начинает казаться, что вся наша литература – родом из Орловской губернии. Судите сами. 100–150 лет по ее дорогам разъезжали не только Толстой, Тургенев, Лесков, Фет, Бунин, но и Тютчев, Апухтин, Пришвин, Марко Вовчок, Борис Зайцев. Еще раньше сюда приезжал Пушкин познакомиться с опальным генералом Ермоловым. Здесь выросла Анна Петровна Керн, дочка орловского губернатора и «гений чистой расоты». Отсюда родом Варвара Михайловна Покровская, выпускница орловской женской гимназии и мать Михаила Булгакова. Здесь же в доме родителей Зинаиды Райх неоднократно гостил Есенин. Этот литературный кластер, как мы бы сейчас сказали, во многом предвосхитил последующие литературные поселения, от Переделкино и Коктебеля до Баден-Бадена и Капри. И эта густо замешанная литературная среда не пропала бесследно, ее плотность ощущается и сейчас в прохладных музейных залах, на тенистых улицах и в парках с темными липовыми и светлыми березовыми аллеями.